Интервью
"У нас Бог – меломан, а Бах, Моцарт и Шекспир – наши адвокаты"
Михаил Семенович, Ваши концерты о классической музыке, но последние 20-30 лет активно развивается так называемое "современное искусство", появляются разные инсталляции… По Вашему мнению, можно ли разделить современное искусство на хорошее и плохое?
На хорошее и плохое вообще искусство очень трудно разделить. Искусство оно, помните, как сказал Маяковский про поэзию "пресволочнейшая штуковина: существует — и ни в зуб ногой". Он сказал это грубо, но есть один момент – такое элитарное, совершенно непонятное миллионам людей искусство возникло в противовес популярной культуре. То есть художники поняли, что сейчас попса во всех ее видах захватит миллионы вот этих необразованных, непрочитавших, неподумавших людей, они будут платить миллиарды за эту попсу всех видов и поэтому от нас уже ничего не зависит. И они ушли в самоэксперименты, то есть, они любым путем хотят продолжить глубокий разговор с другими художниками с небольшим кругом понимающих, поэтому они ушли в символику – на уровень подсознания, для тех, кто читал Фрейда, для тех, кто знаком с очень многими глубокими философскими идеями, с экзистенционализмом, с позитивизмом, для тех, кто когда-то читал и понял Канта или Шопенгауэра. То есть искусство стало говорить на языке понятном исключительно небольшому количеству людей, в то время как поп-культура практически, как онкология, захватила все клетки живого организма.Можно ли трактовать музыку и всегда ли эта трактовка однозначна или все равно каждый в итоге понимает музыку по-своему?
Искусство вообще очень плохо поддается трактовке. Когда вы видите картины Сальвадора Дали, то одним кажется, что это просто ерунда, другим кажется, что это что-то не ерунда, но не очень понятно. Третьи подходят и говорят – "Боже, сколько идей, сколько мыслей!". Посмотрите на "Сикстинскую Мадонну" Рафаэля – у Святого Сикста шесть пальцев. С точки зрения Рафаэля – это уродливо, ужасно. Он изо всех сил пытается написать палец как запястье, но картина все равно перегружена за счет шестого пальца. Так вот, у одного из двух ангелов внизу картины не хватает крыла. Почему? Потому что если здесь лишний палец, то здесь не должно быть крыла. Это гениальное чутье, космическое восприятие творений искусства, оно же – у Пушкина, оно же – у Моцарта, абсолютно точное знание каждой детали.…Знаете, я вчера сказал, что нам повезло с Богом. У нас Бог – меломан. Потому, что он каждый день прочитав наши газеты и посмотрев наше телевидение, берет огромный молоток, чтобы раскрошить нас в пыль, сказать: "Опыт Мой не удался, черт побери!". Но он не может, потому что вот эти миллионы идиотов – случайно! – могут родить Баха. Или Моцарта. И он из-за этого Баха или Моцарта держит миллионы идиотов и не наказывает их. Я глубоко убежден в том, что наши адвокаты – это Бах, Моцарт, Шекспир, Мольер. Достаточно двух больших метеоритов и от нас ничего, клянусь, не останется, моментально – гигантская волна накатит и на Кремли и на Белые дома, и на Сирию и все войны кончатся моментально! И смешает украинцев, белорусов с русскими и не знаешь где граница и пограничники…Утонут тут все! То есть всё! Если человечество не будет чувствовать себя единым, а оно чувствует себя единым не в религии и не в политике, только в культуре, только в искусстве, это единственное, что объединяет.
Михаил Семенович, в одном из ваших предыдущих интервью, насколько я помню, Вы как раз говорили о том, что современное человечество движется как раз в сторону Средневековья. Скажите, пожалуйста, какими Вы видите нашу страну или может быть мир через сто лет?
Не хочу быть негативным пророком. Для позитивных пророчеств у меня сейчас очень мало оснований, к сожалению. Потому что все-таки ГУЛАГ сделал свое дело и влияние ГУЛАГа сказывается не в шестидесятые годы двадцатого века, а в двухтысячные и дальше, я называю это периодами "Зеро": не рожденные погибшими в ГУЛАГе, не обученные учителями, погибшими в ГУЛАГе. Помните, что сказал Пастер о Франции: "Уберите из истории Франции сто имен и Франции никогда не существовало". И действительно, если убрать и Бальзака и поэзию плеяды, и музыку Бизе, что будет? Обыкновенные французы, которые просыпаются, идут на работу, пьют кофе, едят булочки, зарабатывают свои деньги и тратят их в казино, уезжают в соседнюю Англию и переплывают Ла-Манш, опять ложатся спать, только в другой кровати, меняют любовницу или жену, расстаются с детьми… То есть, они ничем не отличаются от голландцев. Но пока у голландцев есть Рембрандт – они голландцы, пока у русских есть Мусоргский и Чайковский – они русские. Мы говорим "великая Россия", а в чем ее величие? В этих автомобилях, которые Россия выпускает? – нет! В этих телевизорах? Да не выпускаем мы никаких телевизоров! Так вот я Вам хочу сказать, что великая Россия по-прежнему велика великой музыкой, великой поэзией, великой литературой, Серебряным и Золотым веками, но никак ни чем другим.Михаил Семенович, расскажите, пожалуйста, про Вашу школу, насколько я знаю, она была открыта в Выксе. Расскажите поподробнее, чем она отличается, какой опыт был в Выксе, насколько он был успешный, как уже можно это внедрить повсеместно?
В Выксе был первый опыт. У меня было шестнадцать или восемнадцать учителей. Добровольцы, которые подверглись трехлетним контактам – я привозил к ним лучших музыкантов мира, я с ними общался днями. Я приезжал все время в Выксу, каждые три-четыре месяца. Этот эксперимент и удался и нет. Удался в том смысле, что все мои учителя действительно превратились вообще в чудо – в гениальных, в талантливых, в радостных и в счастливых людей. Они говорят: "Просыпаюсь и улыбаюсь, потому что знаю, как идти к детям и что с ними делать". Но никто из других учителей не приходил даже на концерты. Почему? "А у нас всё хорошо в школе". Это всё хорошо в городе, где район идёт на район и масса социальных проблем, бараков, сохранившихся ещё с крепостных времён. Столько проблем, а школа говорит: "А у нас всё хорошо, нам не нужен какой-то там Казиник". И я понял, что Выкса не готова. Но я оставил этих учителей. Они настолько полюбились ученикам, что этим учителям предложили проводить дополнительные уроки в местном музее. То есть они не надоели детям за неделю учебы, раз они готовы с ними встретиться в субботу и воскресенье. Значит получается…Получилось в Челябинске – школа "Семь ключей". Вот там совсем получилось. Вся моя школа полна любви. Никаких страхов, никаких унижений, никаких оценок и экзаменов. Вообще школа должна быть театром. Вот в моей школе – подлинная демократия, потому что, как только вы высказываетесь вас обнимают и говорят: "А я хоть сейчас с тобой поспорю и выскажу абсолютно противоположную точку зрения... любимый". Почему ребенок обязан сидеть сорок пять минут, заглядывать учителю в рот, а учитель говорит монотонной одинаковой интонацией и так далее? Вот я научил учителей быть актерами, владеть ситуацией, быть психологами, сотрудничать друг с другом, потому что мои уроки – это не просто уроки музыки, но еще и комплексно-волновые уроки и работа на ассоциативном мышлении. Я просто глубоко убежден, что каждый ребенок рожден с задатками гения.
О концертах в Нижнем Новгороде у Вас и у Ваших слушателей всегда положительные отзывы, Вы всегда ставите нашу публику в пример. Расскажите, пожалуйста, что у нас такого особенного – дело в зале, в Вашем приеме здесь или в чем-то другом?
Здесь много компонентов. С одной стороны я действительно очень люблю Нижний Новгород, потому что это такой один из таких "намоленных" городов России, и вот эта геомагнитная обстановка с холмами, с церквями, удивительным старым подлинным Кремлем, кремлевской стеной…Кремль нижегородский для меня более подлинный. Второе – я знаю, что очень много гениальных людей вышло отсюда, начиная от совершенно феноменального, как сказали бы сегодня, креативного Милия Балакирева (композитор, пианист, дирижёр, педагог, глава "Могучей кучки" — прим. "НТА-П") и заканчивая человеком, о котором, наконец, вышла книга – Улыбышев (Александр Улыбышев – просвещённый музыкант-любитель и литератор, один из первых русских музыкальных критиков — прим. "НТА-П"). Здесь масса была интеллигентов, интеллигентных купцов. Второе условие – Ольга Томина — уникальный человек, директор филармонии и роль ее личности в истории достаточно велика, ее аура, ее волевая сила, ее знание и понимание привлекают каждый раз сюда. Третий компонент – зал. Чудный зал, зал в котором мне очень легко концентрировать энергию. Он не вытянутый вдаль, в длину, не расширенный так, что мне нужно бросаться все время туда и сюда. В этом зале я выхожу и как бы обнимаю публику. Мне очень важно сконденсировать энергию, собрать, а не разобрать ее, поэтому здесь, конечно же, очень удобно. Ну и конечно очень хороший профессиональный уровень людей, с которыми я здесь связан. Это тоже играет роль. Ну и, наконец, у меня совершенно замечательный круг друзей в Нижнем Новгороде…
Комментарии